Александр Невский
 

М. Бессуднова. Предисловие

Публикация сборника научных статей «Ледовое побоище в зеркале эпохи» посвящена 770-летней годовщине победы на льду Чудского озера, одержанной русским войском под командованием князя Александра Ярославича Невского над Ливонским орденом 5 апреля 1242 года. В памяти русского народа это сражение запечатлелось как Ледовое побоище. В ознаменование этого события 24 апреля 2012 года на историческом факультете Липецкого государственного педагогического университета при поддержке Департамента образования и науки Липецкой области был проведен Круглый стол, в котором приняли участие преподаватели, студенты и выпускники ЛГПУ, а также учителя среднеобразовательных школ Липецка и Липецкой области. В ходе работы конференции у организаторов родилась мысль о создании сборника научных исследований, который рассматривался ими как последующий и гораздо более высокий уровень обсуждения широкого спектра обстоятельств, связанных, как с самим Ледовым побоищем, так и с современной ему эпохой. К работе над сборником планировалось привлечь российских и зарубежных специалистов, чьи научные интересы имеют непосредственное отношение к указанной теме.

Мы не согрешим против истины, отметив, что Ледовое побоище, как и предшествовавшая ему Невская битва, завершившаяся разгромом шведов на невских берегах (1240), является важным элементом отечественной меморийной традиции, предметом национальной гордости русского народа и весьма эффективным средством воспитания в нем патриотических чувств. В качестве одной из славных страниц военной истории России и яркого момента в правлении князя Александра Ярославича Невского Ледовое побоище продолжает оставаться в фокусе исследовательского интереса на протяжении многих лет, невзирая на то, что степень отраженности этого события в письменных источниках крайне незначительна. Свидетельства о знаменитом сражении мы находим в 1-ой Псковской и 1-ой Новгородской летописях1, дошедших до наших дней в поздних редакциях, в «Ливонской Рифмованной хронике» конца XIII века2, да еще в «Житии Александра Невского»3, благодаря которому жизнеописание князя обрело завершенную, можно сказать, каноническую форму. Повествование о военных подвигах Святого и Благоверного князя Александра Невского оказалось искусно вплетенным в агиографическую канву. Это органичное соединение моделей святости и героизма, осуществленное безымянным автором в годину иноземных вторжений и жестоких испытаний, произвело на Руси поразительный по степени эмоционального воздействия эффект, чем-то схожий с влиянием идеи «novae militiae» на католическую Европу.

В XV—XVII веках славой князя-полководца, причисленного к лику святых Русской Православной Церкви, не преминули воспользоваться его потомки из числа представителей Московского великокняжеского дома, возвысившиеся до звания «государей всея Руси» и изыскивавшие различные средства для легитимизации своих властных претензий4. Секуляризация российской государственной практики и идеологии, начавшаяся в эпоху Петра Великого, не изменила представлений современников о великих победах русского оружия, одержанных под стягами Александра Невского в 1240 и 1242 годах. Дискурс, выработанный в эпоху Московской Руси, органично вписался в рамки самодержавной, а потом и имперской политической модели, благополучно продолжив свое существование в виде устойчивого, не подлежащего какому-либо переосвидетельствованию идеологического конструкта5.

Взгляды советских историков, которые вплотную приступили к изучению деятельности князя Александра Невского и его эпохи в конце 1930-х годов, при всем своем «классовом подходе» представляли рецепцию все тех же религиозно-исторических и политико-идеологических посылок. Противостояние советского народа фашистской агрессии в годы Великой Отечественной войны придало личности Александра Невского и Ледовому побоищу героическое и даже эпическое звучание. В 1942 году к 700-летнему юбилею легендарного сражения ведущие историки страны опубликовали ряд статей, популярных брошюр и газетных публикаций6. Их невозможно сопоставлять по качеству подачи материала, но их идейная направленность была совершенно идентичной — все они призваны были восславить героическую борьбу русского народа с немецкой агрессией и посредством тезы «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет», ставшую в сражающейся стране чрезвычайно популярной благодаря фильму С.М. Эйзенштейна, провозвестить грядущую Победу.

Ограниченное количество исторических источников, освещающих Ледовое побоище, равно как и частое использование его в идеолого-пропагандистских целях, породило обилие мифов, политических спекуляций, обусловило неоднозначность подходов и оценок. Интерпретация Ледового побоища в советской историографии предопределялась исключительно политическим моментом или — здесь мы воспользуемся лексическим изобретением немецкого историка Х. Бокманна, — «историзирующей идеологией» (historisierende Ideologie). В период Великой Отечественной войны, к примеру, характерную узнаваемость приобрел Ливонский орден, в котором советские историки склонны были видеть исключительно милитаристскую организацию, которая поработила народы Восточной Прибалтики и в силу своего агрессивного характера самим фактом существования представляла смертельную угрозу для русских земель7. Исследований в этом направлении не проводилось; их заменяла, говоря словами М.Н. Покровского, «спроецированная на прошлое современная политика»8. Но тогда шла тяжелая война, в которой обеими воюющими сторонами были активно задействованы средства идеологического и психологического воздействия, включая «тотальную мифологизацию всего общественного сознания» (В.И. Матузова), и потому советских историков не стоит упрекать в отсутствии профессионализма, поскольку вовсе не это, а долг патриота, желавшего в меру своих сил приблизить победу над опасным и жестоким противником, побудил их предпочесть научным разработкам во многом искусственный образ России-победительницы, одолевшей «немца» на льду Чудского озера. Положение можно было бы изменить, если б вскоре после окончания Великой Отечественной войны советские историки приступили б к серьезному научному исследованию проблематики, связанной с русско-ливонскими конфликтами XIII века, и тем самым создали противовес пропагандистским штампам, однако такого рода работа не была произведена. Этому в немалой степени помешала эскалация «холодной войны» и продолжение идеологического противостояния «социалистического» и «капиталистического» лагерей, в котором Федеративной Республике Германии (ФРГ) и Западному Берлину принадлежала одна из ключевых ролей.

Догматизация исторических представлений, априорно воспринимавшихся как вполне достоверные, не требовала от исследователей вариативных подходов к изучению соответствующих сюжетов и в то же время не препятствовала, а во многом даже содействовала проведению всевозможных политико-идеологических акций. Все это серьезным образом стопорило развитие научного исторического знания и во многом предопределило кризис российской исторической науки, воочию проявившийся в 90-х годах прошлого столетия. Историографическая судьба Ледового побоища и его главного героя как нельзя лучше отражает тенденции, в целом обозначившиеся в современной исследовательской практике. С одной стороны, устремленность историков к отказу от схематизма в реконструировании прошлого, обусловленная, в частности, исчезновением многих переживших свой век идеологических ориентиров, активизировала научный поиск и позволила обогатить наши представления об эпохе Александра Невского оригинальными смысловыми нюансами; в то же время длительное присутствие в восприятии личности князя позитивного оценочного момента породило у ряда историков желание перекодировать информацию, подвергая прежние характеристики самой жесткой и не всегда обоснованной критике. Прямые инвективы в адрес Ярославича9 ныне сопровождаются попытками атрибутировать Ледовое побоище как рядовую пограничную стычку, волею судеб возведенную в ранг судьбоносного для России события10. Заметим, что новым словом в науке подобное умозрение вряд ли можно считать, поскольку зарубежные историки в своих работах, затрагивающих проблемы борьбы Ливонского ордена с Новгородом и Псковом, уже давно исходят из подобной посылки11.

При разработке концепции настоящего сборника мы исходили из мысли, что полемика вокруг Ледового побоища, осуществляемая с выходом на широкий круг тематически близких вопросов, является крайне полезной, поскольку в кои-то веки позволяет видеть в нем сложное для однозначной интерпретации, дискурсивное событие. Вместе с тем знакомство с последними российскими наработками в этой области порой порождает ощущение «заколдованного круга», в пределах которого историки тщатся найти ответы на множество вопросов, а также доводы pro и contra, не обладая при этом должным количеством письменных свидетельств с конкретным историческим наполнением. Находясь в столь трудном положении, они вынуждены компенсировать эту нехватку грамотным использованием русского исторического контекста12, нетекстовых свидетельств13 и исторических параллелей14 — при осознании гипотетичности принятых допущений этот вариант решения проблемы представляется допустимым, — либо же преднамеренным вымыслом, уместным разве что при нарративном конструировании15, или акцентированием эмоциональной составляющей, довольно частым в популярных изданиях16. Условия современной рыночной экономики, к слову будь сказано, делает такого рода мифотворчество еще и коммерчески выгодным.

Российским исследователям невозможно поставить в вину отсутствие внимания к свидетельствам зарубежных документальных источников, повествующих о Ледовом побоище, поскольку официальная корреспонденция ливонских государей (ландсгерров), торговых городов Северной Германии и папской курии, внимательнейшим образом наблюдавших за успехами католической «миссии» в Восточной Прибалтике, таких сведений попросту не содержит. Упомянутая выше «Ливонская Рифмованная хроника», где есть описание Чудской битвы, была создана десятилетия спустя, да к тому же отмечена многими негативными чертами, присущими средневековому нарративу — субъективностью в отборке и способах подачи исторического материала, тенденциозностью, неточным изложением последовательности событий, отсутствием точных датировок, крайне ненадежной статистикой и т. д. Вместе с тем серьезным упущением российских исследователей является избирательность их подхода к изучению исторического контекста и, в частности, невнимание к положению дел по ту сторону русско-ливонского рубежа. Получается так, что, досконально изучив ситуацию на русском Северо-Западе, российские исследователи зачастую имеют весьма приблизительные представления о состоянии Ливонского ордена, обстановке в его владениях и землях ливонских епископов, приоритетных направлениях проводимой ими внутренней и внешней политики, степени участия в ливонских делах папства, империи и Орденской Пруссии — словом, обо всем том, что влияло на характер русско-немецких отношений не только в XIII столетии, но и в последующие столетия вплоть до ликвидации ливонской конфедерации в 1561 году.

Пребывание средневековой Ливонии в периферийной зоне исследовательского интереса привносит в образ прошлого, воссоздаваемого российскими историками, существенные перекосы. Так, например, мы положительно оцениваем проникновение новгородцев и псковичей в земли финно-угорских и балтских народов, тогда как к немецкой экспансии, о характере которой, к слову сказать, мало что знаем, подходим с диаметрально противоположными оценками. При изучении событий 1240—1242 годов мы учитываем далеко неоднозначные отношения Великого Новгорода и Пскова, но мало внимания уделяем внутриливонским противоречиям и, в первую очередь, соперничеству Ливонского ордена с местным епископатом. Мы говорим о заинтересованности Новгорода в развитии торговли и сохранении мирных контактов с Ливонией, но лишь мимоходом упоминаем о том, что точно такой же интерес в полной мере обозначился и к востоку от русско-ливонской границы, причем не только у граждан динамично развивавшихся городов Ливонии, но и у ливонских ландсгерров. Мы в состоянии представить себе количественный состав русской рати, принимавшей участие в Ледовом побоище, но не в силах оценить мобилизационных возможностей Ливонии, не принимаем во внимание внутреннее состояние Ливонского ордена на тот момент, равно как и направленность его внешнеполитической стратегии, наличие или отсутствие внешней военной и дипломатической поддержки. Обо всем этом в последние годы много пишут немецкие, прибалтийские и польские специалисты. Купированность же представлений о «Старой Ливонии» (Alt-Livland) современных российских историков служит серьезной помехой научному осмыслению событий, связанных с русско-ливонскими отношениями в целом и Ледовым побоищем — в частности.

В намерения составителей настоящего сборника не входило создание очередного «мемориала» славы Александра Невского, как, впрочем, и «развенчание мифов», «суды», которые «порой оказываются для историков поистине "дьявольским соблазном"»17, или тем паче шельмование того, чье имя стало достоянием народной исторической памяти, символом патриотического служения Отечеству и духовной субстанцией, на протяжении нескольких веков питавшей российскую культуру. Объектом нашего внимания является Ледовое побоище, которое, на наш взгляд, подобно любому историческому событию, нуждается в скрупулезном научном исследовании, исключающем манипулирование политическими соображениями и эмоциями, всевозможные шоу и коммерческий расчет. Мы отдаем себе отчет в том, что имеем дело с событием, репрезентация которого в русской истории породила дискурс, не вполне соответствующий реалиям действительности, но прочно внедренный в общественное сознание россиян посредством разнообразных мнемотехнических средств. Переосмысление исторической памяти — процесс длительный, зависящий больше от характера развития общества, чем от успехов исторических изысканий, производимых узким кругом специалистов. Общественное историческое сознание, являя собой объективную данность, заполнено всевозможными стереотипами с признаками стилизации и даже откровенного мифотворчества, благодаря которым историческое прошлое насыщается актуальными идеями и понятиями, адаптируется к уровню «потребителя» и фиксируется в недрах его памяти. Великий мыслитель Аврелий Августин (Августин Блаженный) именовал такого рода меморийный продукт «профанной историей» и признавал за ней право на существование, коль скоро общество в ней нуждается.

Недопустимо, однако, чтобы российская историческая наука застыла на «профанном», т. е. непрофессиональном уровне! Эта реплика напрямую касается Ледового побоища и связанного с ним круга проблем. Высокая степень изученности российских и западноевропейских архивных собраний заставляет нас, как это ни прискорбно, сомневаться в вероятности открытий новых, доселе неизвестных письменных источников, способных пролить свет на это событие, что, однако, не должно препятствовать углублению интеллектуального осмысления комплекса уже имеющихся сведений. При этом надо заметить, что успех в этой области возможен лишь в случае восприятия исследователем более совершенных, нежели это есть сейчас, методологических парадигм. Имеется в виду следующее: 1) изучение Ледового побоища следует производить с учетом множественности ситуаций и событий, связанных с развитием всех звеньев взаимоотношений русского Северо-Запада с Ливонией в первой половине XIII века; 2) масштаб и фокус исследований должны охватывать темы, рисующие состояние не только русских, но и ливонских земель; 3) доброкачественность гипотетических заключений о поводу Ледового побоища исследователь должен подтверждать не только текстуальными соответствиями, почерпнутыми из источников, но и ссылкой на их ситуативность, т. е. органичную привязанность не только к русскому, но ко всему историческому контексту; 4) представленная методика предполагает также привлечение большого числа исследовательских работ и широкий обмен мнениями в кругу специалистов. Сочетание этих методов, на наш взгляд, может дать положительный эффект и помочь прояснить многие моменты, связанные с русско-ливонским конфликтом 1240—1242 годов.

В ожидании подобных результатов мы посчитали необходимым при разработке настоящего сборника воздерживаться от каких бы то ни было категорических оценочных суждений и без претензии на исчерпывающее знание постарались представить Ледовое побоище в центре широкого спектра, так или иначе касавшихся развития Русско-ливонских отношений в первой половине XIII века. В известном смысле мы продолжаем традицию тематических сборников, посвященных Александру Невскому и его эпохе, которые вышли в свет в 1990-х годах18, с той, однако, разницей, что здесь основной акцент смещен с фигуры князя на исторический фон, воссоздать который нам помогают результаты научных изысканий российских и зарубежных специалистов. Смеем надеяться, что сборник, предлагаемый вниманию уважаемого читателя, послужит импульсом для дальнейшего изучения всего спектра проблем, связанных с Ледовым побоищем и периодом установления Русско-ливонских контактов.

Обращая внимание уважаемого читателя, что в заключительной части сборника наряду с перечнем авторов и краткими резюме статей на английском языке помещены список сокращений, в который включены библиографические сведения о наиболее часто упоминаемых источниках, и список публикаций, имеющих отношение к заявленной теме.

Кроме того, пользуясь случаем, хочу выразить сердечную признательность всем российским и зарубежным коллегам, которые содействовали подготовке настоящего сборника, а также руководству Липецкого государственного педагогического университета и Исторического факультета ЛГПУ за помощь, оказанную в процессе его подготовки.

Особая благодарность адресована ООО «Черноземье» и ЛОНОО «Археолог», обеспечившим финансовую поддержку данного проекта.

Слова признательности обращены также к магистранту Свободного университета в Берлине А. Баранову, оказавшему редактору большую помощь при составлении библиографии современных зарубежных исследований.

Примечания

1. Псковская 1-ая летопись // ПСРЛ. Т. 5. Вып. 1. М., 2003. С. 13; Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. // ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 295—297.

2. Livländische Reimchronik mit Anmerkungen, Namenverzeichnis und Glossar. Hrsg. L. Meyer. Padeborn, 1876. Перевод фрагмента «Ливонской Рифмованной хроники» с повествованием о Ледовом побоище опубликован в издании: Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII в. — 1270 г. тексты, перевод, комментарии. М., 2002. С. 229—234.

3. Житие Александра Невского // Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII в. «Слово о погибели Русской земли». М., 1965; Житие Александра Невского. Первая редакция. 1280-е годы. Составитель Ю.К. Бегунов // Князь Александр Невский и его эпоха. СПб., 1995. С. 190—203.

4. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой. М., 2007. С. 104—114.

5. Там же. С. 130—208.

6. Matusowa V.I. Zur Rezeption des Deutschen Ordens in Rußland // Vergangenheit und Gegenwart der Ritterorden. Toruń, 2001. S. 135—136; Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. С. 11. См также: Матузова В.И. Средневековый Немецкий орден в современной международной историографии // Древнейшие государства Восточной Европы. 2002. М., 2004. С. 296—310.

7. Грацианский Н.П. Немецкая агрессия в Прибалтике в XIII—XV веках // Историк-марксист. 1938, № 6. С. 87—111; Готье Ю.В. Балтийский вопрос в XIII—XVI вв. // Историк-марксист. 1941, № 6. С. 87—95; Тихомиров М.Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII—XV вв. М., 1941; Бахрушин С.В. Разгром Немецкого ордена в Прибалтике Иваном IV // Исторический журнал. 1941, № 10/11. С. 71—77 и др.

8. Покровский М.Н. Избранные произведения в четырех книгах. Т. 1. М., 1966. С. 28.

9. Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII—XIV вв.). М., 2001. С. 194—198; он же. Александр Невский: Парадоксы исторической памяти // «Цепь времен»: Проблемы исторического сознания. М., 2005. С. 119—132.

10. Артемьев А.Р. Ледовое побоище и битвы XIV — начало XV вв. на северо-западе Руси // ВИ. 1999, № 2. С. 151; Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков. С. 194—198;

11. Rohrbach P. Die Schlacht auf dem Eise // Preußische Jahrbücher. 1892. Bd. 70, № 8. S. 200—220; Taube A., v. Die Schlacht auf dem Eise des Peipus am 5. April 1242 // Jomsburg. 1942. Bd. 6. S. 57—64; Феннел Дж. Кризис средневековой Руси: 1200—1304. М., 1989; Militzer K. Die Geschichte des Deutschen Ordens. Stuttgart, 2005. S. 79.

12. Назарова Е.Л. Крестовый поход на Русь в 1240 г. (организация и планы) // Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80-летию В.Т. Пашуто. М., 1999. С. 190—121; она же. Князь Ярослав Владимирович и его роль в ливонской политике Пскова. Конец 20-х — начало 40-х гг. XIII в. // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков, 2000. С. 38—44; Конопленко А.А. К вопросу о причинах и движущих силах начального этапа немецко-католической экспансии в Ливонии (конец XII — начало XIII в.) // Новый век: история глазами молодых. Вып. 3. Саратов, 2005. С. 119—131; Кривошеев К.В. Соколов Р.А. Александр Невский: эпоха и память. СПб., 2009; Хрусталев Д.Г. Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII—XIII вв. СПб., 2012.

13. Татарников О.М., Татарникова Е.О. Палеографические доказательства местоположения битвы «Ледовое побоище» (к 770-летию битвы) // Археология и история Пскова и Псковской земли. Вып. 57. Псков, 2011. С. 128—138.

14. Кирпичников А.Н. Две великих битвы Александра Невского // Александр Невский в истории России. Материалы научно-практической конференции. В. Новгород, 1996.

15. Шишов А.В. Александр Невский. Ростов-на-Дону, 1999; Подъяпольский А. Ловушка для рыцарской «свиньи» // Родина. 2002, № 3. С. 35—37; Нестеренко А. Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище. М., 2006.

16. Клепинин Н.А. Святой благоверный и великий князь Александр Невский. СПб., 2004.

17. Долгов В. Сквозь темное стекло. Александр Невский перед «судом истории» // Родина. 2003, № 12 С. 86.

18. Князь Александр Невский и его эпоха. СПб., 1995; Александр Невский и история России. Материалы научно-практической конференции. В. Новгород, 1996.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика