8. Дружинное государство
Возвращаясь к теме формирования древнерусской государственности, обратим внимание читателя на то, что социальная структура Киевской Руси времен Олега и Игоря представлена в договорах 911 и 944 гг. таким образом: киевский князь, светлые и великие князья или «всякое княжье» (и те и другие — вожди племенных княжений),* великие бояре и люди все русские. Дружинники в текстах договоров Руси с греками не названы. Однако великие бояре и, вероятно, племенные князья были членами дружины киевского князя, ее привилегированной верхушкой. Они же составляли первоначальный аппарат управления.
Возникновение дружины у славян как социального слоя и военного института историки относят к различным временам: от VI до первой половины X в.1 Мнения исследователей разделились и в отношении стадии развития общества, на которой складываются дружины. Т. Василевский напрасно, на мой взгляд, видел возможность формирования дружины в родоплеменном обществе. Ему возразил Х. Ловмяньский, допускавший очень гипотетическую возможность создания дружины в родо-племенной среде, да и то не постоянной, а лишь для одноразового набега на соседей. В дофеодальный период для содержания дружины у вождей просто не хватало средств.2 В последнее время этой проблемой занимался А.А. Горский. Он считает, что институт дружины был присущ обществам времен генезиса феодализма, а дружинная знать складывается во времена возникновения раннефеодальных обществ.3 Работам А.А. Горского, как мне кажется, вообще присуща модернизация восточнославянского общества IX—X вв. Он видит в нем даже домениальное землевладение киевских князей. В действительности оно возникло одним-двумя столетиями позднее.
На мой взгляд, дружина представляла собой продукт не столько решительного изменения социальных отношений, сколько зарождения и развития государственности. В руках князя она была средством принуждения и управления, взимания дани, защиты собственных интересов и населения страны от врагов. А.А. Горский приводит археологические материалы, свидетельствующие, что наиболее мощные контингенты дружинников были сосредоточены в ядре Древнерусского государства в Среднем Подненровье.4 А это как раз и свидетельствует о созидательной деятельности дружины в эпоху становления восточнославянской государственности.
Соотношение дружины с аппаратом управления подробно рассмотрено в книге А.А. Горского.5 Мне же хочется остановиться на взаимоотношениях князя и дружины, освещающих некоторые особенности социального и политического строя Древнерусского государства IX—X вв. Следует учитывать то обстоятельство, что свидетельства об этом заимствованы летописцем главным образом из фольклорных источников, поэтому им присущи хронологическая неопределенность и, главное, идеализация княжеско-дружинных связей.
Интересно отметить, что известия об отношениях между князем и дружиной в «Повести временных лет» берут начало лишь с правления Игоря (после 912 г.). Да и само слово «дружина» появляется в источнике поздно, только в описании похода Игоря на греков в 941 г.6 Возможно, это произошло не случайно и может свидетельствовать о резко возросшей роли дружины в обществе и превращении ее верхушки в аппарат государственного управления и в совет при князе. В ходе второго похода на Царьград в 944 г. Игорь «созва дружину и нача думати» по поводу предложения византийского императора заключить мир. Дружинники предложили князю взять предложенные греками золотые паволоки и «не воевать их». И «послуша их Игорь».7 Как заметил В.И. Сергеевич, «дружине нельзя приказывать, ее нужно убеждать».8 Так было, вероятно, до установления раннефеодальной монархии на Руси при Владимире Святославиче.
В летописи Игорь выглядит зависимым от своей дружины князем. По-видимому, в его времена государственная власть еще не была достаточно сильной, а сам он, кажется, не имел независимого характера и необходимого авторитета среди воинов подобно своему предшественнику Олегу. Игорь слушается дружину не только в важном деле подписания мира с Византией. Она побуждает князя пойти в последний, гибельный для него поход за древлянской данью. Но уже его преемница Ольга выступает в летописи независимой в своих государственных поступках от дружинников.
Властители Руси второй половины X в. Святослав и Владимир изображены в «Повести» как настоящие дружинные князья. Таким выступает Святослав в летописном рассказе 964 г. о начале его самостоятельной деятельности. Дружина во всем слушается князя, но и он считается с ее мнением, ценит его. На уговоры Ольги креститься Святослав отвечает: «Како аз хочю ин закон прияти един? А дружина моя сему смеятися начнуть».9 Охотно и подробно рассказывает Нестор о внимании Владимира Святославича к своей дружине: эпизод с заменой дружинникам деревянных ложек серебряными. Своеобразным апофеозом дружинности звучает слова летописца: «Бе бо Володимер любя дружину и с ними думая о строи земленем и о ратех, и о уставе земленем».10 Понятно, что советниками Владимира были не несколько сотен дружинников, а лишь верхушка, из которой сложились и аппарат управления, взимания дани и судопроизводства, и княжеский совет.
Есть основания утверждать, что в эпоху Владимира завершается существование дружинной формы государственности. В повествованиях летописи о его сыне Ярославе дружина играет уже исключительно военную роль. Но и Ярославу до времени приходилось считаться с нею. Рассказывая о его вокняжении в Киеве, Нестор не забывает вспомнить и об обеспечивших ему победу дружинниках: «Ярослав же седе Кыеве, утер пота с дружиною своею».11 И в описании событий первой половины XI в. летописи вслед за фольклорной традицией и отдавая дань общественному мнению, в котором столь много значила традиция, продолжают воспевать любовь к дружине как высшую княжескую добродетель. Брата Ярослава, тмутороканского, а затем черниговского князя Мстислава, источники изображают последним дружинным властителем. В посмертном панегирике Мстиславу сказано, что он «любяше дружину по велику».12 Тогда как в обширной посмертной похвале Ярославу превозносится мудрость князя, но ни словом не упомянута его дружина.
Во времена Ярослава дружина и дружинность как фактор политической жизни, аппарат управления и судопроизводства утеряла свои позиции, что отмечено А. Е. Пресняковым на материале памятников древнерусского права. Он заметил, что в древнейшей части Русской Правды сохранились черты дружинного права, но они отошли на второй план, потому что новгородцы добились от князя защиты против самоуправства дружинников. «Если так, — подытожил свои наблюдения ученый, — то княжеская власть впервые при Ярославе сперва на новгородской почве получает характер правительственной власти и князь из "начальника дружины" становится "земской властью"»,13 т. е. властью для всего народа, а не выразителем интересов дружины, как было раньше.
Вместе с тем дружина занимала заметное место в древнерусском обществе и после княжения Владимира Святославича. Но это не означает, что государство сохраняло дружинную форму в XI—XII вв. Сама дружина все более расслаивается, из нее выделяется боярство — источники различают старших и младших дружинников. Она перестает быть единым правящим слоем, в него входит лишь ее верхушка. А рождение в течение XI—XII вв. индивидуального феодального землевладения выдвинуло на первый план другую социальную верхушку: земельную аристократию из числа все тех же старших дружинников, боярства и части старой племенной знати, сумевшей превратиться в бояр.
Постепенно перерастая в феодальную знать, дружинная верхушка продолжала играть определенную роль и в политической жизни Древнерусского государства. Из нее выходили управленцы и советники князя. Накануне похода на половцев 1103 г. «седе Святополк (Изяславич. — Н.К.) с своею дружиною, а Володимер (Мономах. — Н.К.) с своею в единое шатре» и обдумывали будущую войну с кочевниками. А Мономах в «Поучении» начинает описание повседневных занятий князя со слов: «И седше думати с дружиною».14
В течение XII в. многие старшие дружинники заменяются в аппарате государственного управления младшими, а также людьми, уже не связанными с дружиной. В источниках появляется термин «дворяне», т. е. люди княжеского двора. Они пребывали в жесткой служебной и личной зависимости от князя.15 Дружинные реальности и традиции постепенно отошли в прошлое. Отмеченная исследователями на материале Северо-Восточной Руси, эта закономерность может быть применена ко всем русским землям XII в.
Превращение надплеменного государства в раннефеодальное началось с середины X в., в княжение Ольги. Оно проходило в обществе, пронизанном родо-племенными отношениями, которое не стало еще феодальным — хотя бы потому, что не знало индивидуальной земельной собственности и иерархических феодальных отношений в среде господствующего класса.
Примечания
*. В последнее время высказывалось мнение, будто бы эти светлые и великие князья были членами рода Рюриковичей. Однако этому нет подтверждений в источниках. Они явно были пленными вождями (см., например: Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. С. 28).
1. Обзор мнений см.: Горский А.А. Древнерусская дружина. М., 1989. С. 10—11 и др.
2. Василевский Т. Организация городовой дружины и ее роль в формировании славянских государств // Становление раннефеодальных славянских государств; Ловмяньский Х. Указ. соч. С. 12.
3. Горский А.А. Указ. соч. С. 118, 35.
4. Там же. С. 29.
5. Горский А.А. Указ. соч. Гл. IV. Дружина и аппарат управления. С. 61 сл.
6. Повесть временных лет. С. 33.
7. Там же. С. 34.
8. Сергеевич В.И. Русские юридические древности. Т. 1. Территория и население. СПб., 1890. С. 305.
9. Повесть временных лет. С. 46.
10. Повесть временных лет. С. 86.
11. Там же. С. 98.
12. Там же. С. 100, 101.
13. Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 370.
14. Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 183, 158.
15. Кобрин В.Б., Юрганов А.Л. Становление деспотического самодержавия в России // История СССР. 1991. № 4. С. 56 — 57.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |