Александр Невский
 

Купеческие усадьбы (Лубяницкий и Кировский раскопы)

Важнейшим достижением новгородской археологии после находки берестяных грамот стало открытие усадеб. Археологические раскопки городов поначалу не дали ни одной открытой хотя бы наполовину усадьбы. Только на Неревском раскопе, когда площадь исследуемого участка достигла нескольких тысяч квадратных метров, впервые появилась возможность говорить об усадьбах. На всем пространстве раскопа их разместилось двенадцать, восемь из которых были вскрыты полностью, остальные исследованы частично. Комплекс вещевых находок и берестяные грамоты позволили определить владельцев, жителей открытых усадеб и их занятия. В результате анализа всего полученного материала оказалось, что в большинстве своем владельцами усадеб были бояре, а на территории их владений находились жилища купцов, ремесленников и других представителей населения Новгорода. Этот сам по себе чрезвычайно интересный факт, к которому мы еще вернемся, привел к окончательному решению одного из важнейших теоретических споров о проблеме экономической природы Новгородской республики. В начале работы мы уже отмечали, что долгое время исследователи считали Новгород исключительно торговым городом, существовавшим в первую очередь благодаря торговле. На первом месте историкам виделась фигура купца, державшего в своих руках все нити большой торговли, которая признавалась первоосновой новгородской экономики. Преувеличение торгового фактора в экономике Новгорода вело и к неверному представлению о роли купечества в политической организации Новгородской республики. Историки были склонны ставить знак равенства между стоящим у власти боярством и крупным купечеством.

Подробный анализ боярской экономики, предпринятый советскими учеными еще в конце 30-х годов, привел к обоснованному выводу о том, что экономическую основу боярства составляло крупное и крупнейшее землевладение1. Последующие исследования в этом направлении дополнительно аргументировали данное положение2, а открытие и изучение найденных на Неревском раскопе берестяных грамот, обнаружение усадеб богатейших бояр, руководивших государством, окончательно развенчали мысль об отождествлении боярина и купца. Переписка боярской семьи Мишиничей-Онцифоровичей (известно 26 берестяных писем, написанных членами этой семьи) убедительно доказывает, что владение землей, заботы о ней, эксплуатация крестьян были основой хозяйства и власти новгородского боярства. В этих грамотах нет ни слова о заморских товарах, о торговых операциях, потому что торговля в боярском хозяйстве не играла решающей роли3.

Вместе с тем заново встала проблема определения места торговли в новгородской экономике. Среди нескольких тысяч открытых на Неревском раскопе построек лишь об одной можно с полной уверенностью сказать, как о принадлежавшей купцу. На усадьбе «Е» в северо-западном углу на уровне напластований 30-х годов XII в. были вскрыты остатки постройки, владельцем которой был купец. Берестяная грамота № 105, найденная здесь, сохранила нам и его имя: Кулотка. Некий Семен сообщает адресату, что долг ему он вернул в Переяславле4. Ассортимент и количество найденных на этом участке предметов (хрустальные, янтарные и стеклянные бусы, бронзовые подвески и браслеты, костяные и деревянные гребни, шиферные пряслица) явно превышали потребности одной семьи, и, вероятно, были предназначены для продажи5.

Как эта постройка с ее инвентарем, так и рассмотренные в предыдущих главах настоящей работы многочисленные импортные предметы составляли часть боярского хозяйства. В такой же степени это относится и к продукции ремесленников и к самим остаткам десятков ремесленных мастерских, характеризующих не свободное, а вотчинное ремесло. Это позволило В.Л. Янину выдвинуть следующую концепцию взаимоотношения главных факторов в экономике Новгорода.

Одним из основных товаров в новгородском импорте было сырье, необходимое для обеспечения городского ремесла и отсутствующее в собственных месторождениях. Однако ввоз требовал эквивалентного вывоза, состоящего из тех статей, которые больше всего требовались в странах, с которыми Новгород вел активную торговлю. Наиболее вероятными статьями экспорта были пушнина, воск, мед, мех, ценная рыба, т. е. продукты промыслов. Коль скоро основными владельцами таких промысловых угодий были землевладельцы и в первую очередь крупные землевладельцы — бояре, они в конечном счете и получали наибольший доход от торговых операций, будучи собственниками исходного экспортного товара, эквивалентного импорту. Яркий пример такой взаимосвязи дает эпоха рубежа XI—XII вв., когда переход ремесла от производства на заказ к производству на рынок потребовал резкого увеличения сырьевого импорта, что, в свою очередь, активизировало возглавленные боярством колонизационные процессы, а полученные в результате этого выгоды именно в данный период повлекли резкое усиление политической роли боярства и его успех в антикняжеской борьбе6.

Эти чрезвычайно ценные и в целом верные наблюдения, полученные в результате анализа материалов Неревского раскопа, требуют некоторой корректировки. Отсутствие на Неревском раскопе усадеб купцов и других представителей новгородского населения как будто делало правомерным первоначальный вывод о том, что все усадьбы в Новгороде принадлежали боярам, которые сдавали отдельные постройки или часть своих владений в аренду остальным жителям города.

Рис. 18. План раскопов в Новгороде: 1 — Славенский, 1932 г., 2 — Славенский, 1934—1935 гг., 3 — на Ярославовом Дворище, 1938 г., 4 — на Ярославовом Дворище, 1939 г., 5 — на Ярославовом Дворище, 1947—1948 гг., 6 — на Чудинцевой ул., 1947 г., 7 — Неревский, 1948 г., 8—Неревский, 1951—1962 гг., 9 — Ильинский, 1962—1967 гг., 10 — Лубяницкий, 1967 г., 11 — Славенский, 1968 г., 12 — Готский, 1968—1970 гг., 13 — Тихвинский, 1969 г., 14 — Рогатицкий, 1971 г., 15 — Торговый, 1971 г., 16 — Людогощинский, 1972 г., 17 — Кировский, 1972—1974 гг., 18 — Троицкий, 1973—1975 гг., 19 — Козмодемьянским 1974 г., 20 — Суворовский, 1970 г. Пунктиром обозначено примерное местоположение иноземных дворов: I — Готского, II — Немецкого

Однако дальнейшие работы в этом направлении, обстоятельный анализ многообразных письменных источников, предпринятый М.Х. Алешковским, В.Л. Яниным и другими исследователями, позволили уточнить предложенную схему социальной организации топографии Новгорода7. Главный вывод, к которому пришли авторы, заключается в том, что организация новгородского населения была двучленной. Эта двучленность выразилась в сосуществовании двух административных систем — кончанской (боярской) и сотенной (включающей все небоярское население Новгорода), причем убедительно была доказана первичность кончанской системы по отношения к сотенной системе.

Самостоятельных купеческих усадеб на Неревском раскопе и не могло быть, поскольку древнейшие концы (именно к ним относится Неревский) являлись местом поселения боярских родов, купцы же относились к сотенному населению, селившемуся первоначально вне концов.

Вместе с тем наблюдения М.Х. Алешковского позволили ему сделать перспективное для дальнейших работ в Новгороде заключение, подтвержденное многочисленными письменными сведениями о том, что «археологи должны находить при раскопках не только боярские, но и купеческие усадьбы»8. Искать такие усадьбы следует вне пределов древнейших напластований Новгорода. Кроме того, необходимо учитывать, что выделение купеческих владений из числа остальных новгородских усадеб весьма затруднено некоторыми дополнительными обстоятельствами. Дело в том, что процесс постепенного отделения купеческого сословия от ремесленников и его обособления был чрезвычайно долгим и сложным, что, естественно, затрудняет поиски «чисто» купеческих усадеб.

Даже в XVI в., как явствует из документов этого времени, полного отделения ремесла от торговли еще не произошло. Об этом свидетельствуют, например, лавочные книги 1583 г., в предисловии к изданию которых С.В. Бахрушин писал, что «главную массу владельцев лавок составляли, по-видимому, ремесленники, продававшие предметы своего производства»9.

К аналогичному выводу пришел и М.Х. Алешковский, которому анализ лавочных книг и других письменных источников позволил утверждать, что вплоть до конца новгородской независимости торговля еще не была в сколько-нибудь заметной степени отделена от ремесла. В это время нет еще терминологической разницы между понятиями «купец» и «ремесленник». Как указывает автор, «купцами называли и собственно торговцев чужой продукцией и самих ремесленников, ведущих широкую торговлю собственной продукцией»10.

Несомненно, что все это касается лишь организации внутренней торговли Новгорода. Вместе с тем часть торговых людей, ведущих «заморскую» торговлю, т. е. занятых внешнеторговыми операциями, видимо, была обособлена с самого начала. М.Н. Тихомиров, много занимавшийся проблемами древнерусских городов, утверждал, что поначалу в торговле специализировались лишь купцы, ведущие внешнюю торговлю. В отличие от купцов, занятых внутренней торговлей, они назывались «гостями»11. В 1156 г. заморские купцы поставили в Новгороде свою патрональную церковь Параскевы на Торгу12. Видимо, усадьбы этой категории торговцев найти будет легче, а искать их нужно, скорее всего, на Торговой стороне города.

Необходимо отметить, что в наши задачи не входит подробное исследование затронутой проблемы. Мы хотим лишь подчеркнуть, что вопросы социальной организации новгородского купечества и торговли достаточно сложны и требуют при их решении привлечения разнообразных источников. Что же касается купеческих усадеб, то наибольший интерес для их археологической характеристики представляют материалы Лубяницкого и отчасти Кировского раскопов, к анализу которых мы и приступаем.

Оба раскопа расположены на территориях, заселенных лишь в XI в., что делает маловероятным местоположение здесь боярских усадеб, которые концентрировались, как установлено, в древнейших концах Новгорода. Участки, где были заложены Лубяницкий и Кировский раскопы, относились к сотенной административной системе города, и, следовательно, владельцами Усадеб в этом районе были представители сотенного населения, в том числе и купцы.

К сожалению, ни в одном из указанных раскопов из-за их малых размеров не исследовано целой усадьбы, однако комплексный анализ обнаруженных здесь материалов приводит к интересным наблюдениям.

Лубяницкий раскоп

Лубяницкий раскоп13 был заложен в 1967 г. у подножия телевизионной башни (рис. 18). По отношению к территории древнего Новгорода этот участок расположен в непосредственной близости от древнего Торга, что позволяло надеяться на находки здесь предметов, связанных с торговлей.

В силу объективных причин площадь раскопа составляла всего 160 м², причем часть его была занята древней мостовой. Однако насыщенность культурного слоя раскопа разного рода находками такова, что они дают исчерпывающую характеристику этого участка. Особенно важными источниками представляются обнаруженные на раскопе девять берестяных грамот (№ 436—444). Все они относятся к единому хронологическому комплексу, происходящему из одного строительного периода последней четверти XII — первой четверти XIII в. В связи с ценностью этих материалов считаем необходимым характеризовать каждую грамоту отдельно.

В предыдущей главе нами уже подробно рассмотрена грамота № 439 с Лубяницкого раскопа, содержащая ценные сведения о торговых операциях, связанных с покупкой цветных металлов и воска. Вполне вероятно, что адресат этого письма, названный Спироком, и был владельцем усадьбы.

Тем же почерком, что письмо № 439, написаны грамоты № 436 и 437 (рис. 19)14. Документ № 436 найден в обрывке, текст которого может быть переведен следующим образом: «...и пять гривен осталося. Я пришлю тебе, получив серебро в добавок, если разрешишь. А доход...»15. В грамоте № 437, дошедшей до нас в четырех обрывках, речь идет о ценах на скот: «...мо ...лше... во восеме гривено... тыхо молодых коне... ецеи во... законе... уноп... а дороге... д до ни... гривен... е по девяти резано»16.

Почерк автора письма № 440 похож на почерк только что рассмотренных грамот, хотя с полной уверенностью утверждать их идентичность нельзя. Эта грамота также представлена в обрывке: «...яти векоше новои...», который сообщает, что кто-то должен взять новую векшу17. Векша—денежная единица, которая на рубеже XII—XIII вв. меняется в связи с перестройкой новгородской денежной системы, что и вызвало появление термина «новая векша».

Рис. 19. Берестяные грамоты № 436, 437 (прорись)

Интересно содержание берестяного свитка № 438: «...40 резанъ, подьшевъ 6 ре[занъ] и 30, а въ 30 резане[хъ]... гр[и]вна, въ пьрвое коробее на 12 гр[и]вне, въ дроугее коробее дробь [нее]... [п]о резане, а большее по 3 резане, ножевы 50, полъгр [и] вне головице... мъ 2 гр[и]внъ, на гребеньихь гр[и]вна... [ко]жюхъмъ»18. Этот документ фиксирует подсчет стоимости различных предметов кожевенного производства, которые, видимо, принадлежали или самому ремесленнику, их изготовлявшему, или торговцу.

Обрывок бересты под № 441 содержит конец фразы: «...ноу я слю к тобъ», начало которой может быть понято как часть слова «гривна», и тогда общий смысл отрывка звучит «гривну я шлю к тебе»19.

Берестяная грамота № 442, хотя и сохранилась не полностью, но содержит вполне связный текст: «От Радиле ко матери... 9 гривено половоза рож[е]...»20. Целиком дошедший берестяной документ под № 443 представляет собой перечень имен автора и его адресатов: «От Домитра ко ко Феларю и ко Несодиле»21 Эта грамота, вероятно, являлась ярлыком, который привешивался при пересылке к отправляемой вещи. Такие ярлыки неоднократно встречались и на других раскопах.

Наконец, последняя из найденных на Лубяницком раскопе берестяных грамот, № 444, содержит часть русского алфавита «абвгдф»22.

Мы так подробно остановились на пересказе содержания берестяных документов данного раскопа, поскольку, рассмотренные вместе, они характеризуют владельца усадьбы как человека, занятого различными торговыми операциями. Даже грамоты, сохранившиеся лишь в обрывках, могут быть отнесены к тому же торговому комплексу. В них идет речь или о денежных расчетах (документы № 436, 440) или о ценах на различные товары (№ 437, 438, 442). В целом все берестяные документы с Лубяницкого раскопа, кроме последней грамоты № 444, свидетельствуют о купеческом характере обнаруженной здесь усадьбы. Особенно важна для характеристики ее владельца уже упомянутая берестяная грамота № 439, характеризующая торговое складничество в торговле цветными металлами. Однако владелец усадьбы не ограничивался только торговлей предметов, связанных с ювелирным производством; из других грамот мы узнаем, что он, наряду с торговлей свинцом, оловом и воском занимается подсчетом стоимости различных изделий кожевенного и галантерейного производства (подошв, ножен, предметов конской сбруи и гребней), интересуется ценами на рожь и скот, ведет различные денежные расчеты.

Торговый характер открытой усадьбы помимо грамот подтверждают и другие находки. В первую очередь привлекают внимание более 1000 кусочков янтаря, среди которых 5 готовых изделий (4 бусины и 1 крестик) и семь заготовок янтарных бус. Такое огромное количество янтаря на относительно небольшом участке раскопа найдено в Новгороде впервые, что, несомненно, свидетельствует о торговых занятиях жителей усадьбы23.

Наряду с предметами, фиксирующими торговую деятельность владельца усадьбы, на Лубяницком раскопе обнаружены находки, доказывающие существование на этом участке ювелирного производства. Среди таких предметов — литейная форма, обломки тиглей, остатки проволоки и обрезков из цветных металлов, складные весы, необходимые в ювелирном ремесле. Эти предметы, рассмотренные вместе с берестяной грамотой № 439, свидетельствуют о том, что владелец, ведущий активную торговлю, был также озабочен организацией ювелирного дела на своей усадьбе. Это лишний раз подчеркивает неразрывность ремесла и торговли в средневековом Новгороде.

К сожалению, на территории раскопа из-за его малых размеров почти не обнаружено сколько-нибудь значительных построек, что затрудняет окончательную характеристику открытого комплекса. Трудно судить о размерах торговой деятельности его владельцев, но главный вывод, полученный в результате анализа всей совокупности обнаруженных древностей, остается несомненным: владельцем усадьбы, частично исследованной в Лубяницком раскопе, был крупный торговец, занимавшийся наряду с различными торговыми операциями и организацией ювелирного ремесла. Вероятно, и свою торговую деятельность он в какой-то степени подчиняет интересам ювелирного производства.

Лубяницкий раскоп показал возможности и перспективы исследования усадеб, владельцами которых могли быть купцы или люди в той или иной степени связанные с торговлей.

Кировский раскоп

Кировский раскоп24, исследованный в 1972—1974 гг., расположен так же, как и Лубяницкий раскоп, на Торговой стороне Новгорода. Он находится сравнительно недалеко от территории древнего Торга, во дворе дома № 24 по ул. Кирова (отсюда и название раскопа). Площадь раскопа равнялась 320 м², а мощность культурного слоя в этом районе достигла 9 м. Несмотря на довольно скромные размеры раскопа, здесь была собрана богатейшая коллекция древних предметов. Особенно интересны в связи с рассматриваемой темой находки из слоев XIV в. Напластования этого времени отложились почти в двух метрах слоя, их характеристике посвящен данный раздел.

Необходимо отметить, что целой усадьбы на указанном участке не обнаружено, в раскопе была исследована пограничная зона 2 или 3 усадеб, одна из которых заняла значительную часть раскопа. Об этой усадьбе, исследованной достаточно подробно, и пойдет дальше речь.

На ней обнаружены остатки нескольких ремесленных мастерских, а именно: ювелирной, ткацкой, деревообделочной, кожевенной. Об этих мастерских мы судим не по единичным находкам, а по всему комплексу предметов, обнаруженных здесь. О ювелирном ремесле свидетельствуют находки 11 литейных форм, разнообразных инструментов (пинцет, ювелирный молоточек и другие), целых тиглей и льячек и их обломков, многочисленных обрезков пластин и проволоки, остатки шлаков. Кроме того, найдены и различные готовые изделия ювелирного производства, среди которых привлекают внимание 5 целых и 2 бракованных зооморфных шумящих подвески.

Остальные ремесла также представлены вполне убедительно. Для ткацкого ремесла обнаружены десятки веретен (37 штук), глиняных и каменных пряслиц (42), детали прялок и ткацких станков в виде разнообразных подшипников (53), юрков (15), челноков (4). Найдены также более трех десятков деревянных чесал, применявшихся при обработке льна.

Существование на раскопе мастерской по обработке дерева (в основном по изготовлению различной посуды и, возможно, гребней) несомненно, поскольку встречены несколько заготовок ковшей (6), заготовка гребня, инструменты для обработки дерева и многочисленные образцы готовой продукции в виде ложек (25 штук), ковшей (10), мисок и чашек (34), точеных крышечек (10), деревянных гребней (33).

Кожевенное производство характеризуется находками деревянных сапожных колодок-правил в количестве 13 штук, нескольких десятков шильев (32), разнообразных образцов готовой обуви (ажурные туфли, поршни) и ножен (34).

Перечисленный материал со всей очевидностью свидетельствует об организации на исследованной усадьбе крупного ремесленного производства.

Вместе с тем в этих же слоях найдены и разнообразные предметы импорта — в первую очередь сырье (цветные металлы, самшит, янтарь) для некоторых из указанных ремесел. Наряду с ним встречены в значительном количестве и готовые изделия импортного происхождения, к которым относятся хрустальные вставки перстней и западноевропейские ткани, принадлежащие к массовым категориям импорта.

Следует отметить, что импортные находки связаны в основном с западным направлением новгородской торговли, которое характерно для XIV в.

Тесную связь владельца усадьбы с западной торговлей подчеркивает и обнаруженная на раскопе группа предметов, имеющих аналогии только в материалах Готского раскопа. Это прежде всего образцы характерной западноевропейской керамики, в большом количестве собранной на Готском раскопе; к этой же группе относится крышечка из биллона, по размеру, форме и общей композиции повторяющая «готскую» находку: в центре предмета изображен всадник, вокруг орнаментальной бордюр; найденные деревянные подсвечники со знаками геометрического характера, также совершенно подобны таким же предметам с Готского раскопа. Кроме того, небольшой плоский футлярчик из биллона, орнаментированный с двух сторон узором из лилий несомненно происходит из Западной Европы. Все указанные находки не являются предметами торговли, на Готском раскопе они характеризуют быт иноземных купцов. Обнаруженные на Кировском раскопе, эти предметы могут служить подтверждением письменных сообщений о том, что немецкие купцы из-за недостатка места на своих торговых дворах (Готском и Немецком) иногда поселялись во дворах новгородцев. Видимо, в XIV в. на данной усадьбе, владельцем которой был новгородец, жили иноземные купцы, тем более что сам Немецкий двор находился в соседнем квартале.

Обнаруженные на раскопе берестяные грамоты, к сожалению, не содержат конкретных данных для социальной характеристики владельца усадьбы. И все-таки рассмотренные в комплексе с остальными находками они дают некоторую информацию. Из слоев XIV в. происходит 4 грамоты, одна из которых — вежливый ответ на полученное приглашение (№ 497). Два обрывка длинной узкой бересты, сохранившие имена «Михин» (№ 498) и «Мишино» (№ 499), представляют собой ярлыки, прикреплявшиеся обычно к товарам. Наконец, грамота № 500 содержит опись имущества: «Полтора роубля серьбром, ожерьлие въ...дроугое съ хрустаю, шюба немечькая, кожа деланая, ржи 6 коробьи, а 2 недьланы кожи, чепь котьльная, мьхъ коунъ, 5 телянь, 5 овьцин, котлець, скоророда, скобъкарь, полътна 2 локти, о... полъсть, 3 хомоуты рьмяны, оузда кована робична, икона съ го [и] таномъ... о невъля». Предметы, перечисленные в этом документе, чрезвычайно разнородны: здесь и деньги, и готовые изделия, и рожь, и выделанные и невыделанные кожи. Можно предположить, что в грамоте записаны вещи, принадлежащие владельцу усадьбы и отражающие в какой-то степени круг его занятий. Для нас важны упоминания шубы немецкой и хрустального ожерелья, несомненных предметов импорта.

Несмотря на отсутствие прямых сведений для определения социальной принадлежности владельца усадьбы весь комплекс полученных из слоев XIV в. материалов позволяет считать его богатым купцом, ведущим активную заморскую торговлю и вместе с тем занятым организацией на своем участке ремесленного производства по изготовлению различных изделий, необходимых на внутреннем рынке.

Что касается более ранних слоев Кировского раскопа. а именно XI—XII вв., то установить преемственную связь усадьбы XIV в. с усадьбами XI—XII вв. не представляется возможным. Планировка данного района в XII в. была иной, что прослежено по расположению срубов и частоколов, открытых в древних напластованиях. Насыщенность слоя XI—XII вв. находками значительно меньше по сравнению со слоями XIV в.

Лубяницкий и Кировский раскопы только крошечные «окна», позволившие заглянуть в мир купеческих усадеб древнего Новгорода, но, вероятно, в будущем такие усадьбы будут исследованы археологами полностью, что позволит решить многие вопросы новгородской торговли.

Примечания

1. Арциховский А.В. К истории Новгорода. — «Исторические записки», 1938, № 2; Тараканова-Белкина С.А. Боярское и монастырское землевладение в Новгородских пятинах в домосковское время. М., 1939.

2. Данилова Л.В. Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле в XIV—XV вв. М., 1955; Вернадский В.Н. Новгород и новгородская земля в XV в. М.—Л., 1961; Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962.

3. Янин В.Л. Заметки о берестяных грамотах. — СА, 1965, № 4; его же. Я послал тебе бересту... М., 1965.

4. Арциховский А.В., Борковский В.И. НГБ (1953—1954). М., 1958, с. 34—35.

5. Засурцев П.И. Новгород, открытый археологами. М., 1967, с. 116.

6. Янин В.Л. Я послал тебе бересту... Изд. 2-е. М., 1975 (глава «Немного о торговле»).

7. Янин В.Л. Возможности археологии в изучении Новгорода. — «Вестник АН СССР», 1973, № 8; Алешковский М.Х. Социальные основы формирования территории Новгорода IX—XV веков. — СА, 1974, № 3.

8. Алешковский М.Х. Социальные основы формирования территории Новгорода.., с. 108.

9. Лавочные книги Новгорода Великого 1583 г. Предисл. и ред. С.В. Бахрушина. М., 1930, с. IV.

10. Алешковский М.Х. Социальные основы формирования территории Новгорода.., с. 105.

11. Тихомиров М.Н. Древнерусские города. М., 1956, с. 153—154.

12. НПЛ, с. 30.

13. Раскоп назван Лубяницким, так как открытая здесь мостовая первоначально была определена по плану С.Н. Орлова как древняя новгородская улица Лубяница (Орлов С.Н. К топографии Новгорода. — В кн.: Сборник статей к 1100-летию Новгорода. М., 1964, с. 280). При более тщательном анализе источников было установлено, что в действительности Лубяница находилась южнее раскопанного участка, а исследованная мостовая является частью древней Буяны улицы.

14. Арциховский А.В., Янин В.Л. НГБ (1962—1976). № 436, 437.

15. Арциховский А.В., Янин В.Л. НГБ (1962—1976), № 436.

16. Там же, № 437.

17. Там же, № 440.

18. Арциховский А.В., Янин В.Л. НГБ (1962—1976), № 438.

19. Там же, № 441.

20. Там же, № 442.

21. Там же, № 443.

22. Там же, № 444.

23. Кроме массовых импортных находок на раскопе обнаружена камея итальянской работы XIII в. (Рындина А.В. Итальянская камея XIII в. с изображением богоматери Одигитрии из Новгорода. — СА, 1968, № 4).

24. Отчет Новгородской археологической экспедиции за 1972—1974 гг. [Архив ИА АН СССР].

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика