Образ Александра Невского в первые десятилетия Советской власти: вне историографии и вне истории
Октябрьские события ознаменовали начало крутого поворота в истории России и существеннейшие перемены в обществе. Можно по-разному относиться к установившейся тогда большевистской власти, но, учитывая ее прочность, нельзя отрицать очевидного факта — наличие у нее широкой социальной базы, поддержки населения. Не будем вдаваться в спор о том, каким образом эта поддержка формировалась, здесь достаточно указать, что она была. Необходимо признать, что мероприятия, проводившиеся Советской властью, в том числе в идеологической сфере, не могли «висеть в воздухе» и опираться лишь на штыки, напротив, они имели немало сторонников.
В новых условиях от прежнего отношения к национальным героям «старой», «царской» России не осталось и следа. В полной мере это касалось и личности Ярославича.
Александр Невский вообще оказался фигурой «неудобной». Как вполне справедливо отмечал Ф.Б. Шенк, этому способствовало три основных фактора. Во-первых, он — князь, «феодал», «эксплуататор трудового народа». Во-вторых, он — святой, причем особо почитаемый святой, и почитаемый не только властью, но и народом, который на новом этапе всеми силами пытались избавить от «религиозного дурмана». В-третьих, он — национальный герой, следовательно, символ «имперского великорусского шовинизма», искоренение которого также считалось в те годы одной из приоритетных задач1. Но самым главным, как представляется, было даже не это, а придание, как было отмечено чуть выше, в XVIII — начале XX вв. почитанию князя черт проводимых на государственном уровне мероприятий. Именно поэтому личность Александра стала восприниматься как неразрывно связанная со «старым режимом». Таким образом и возможно, на наш взгляд, объяснить нигилизм по отношению к Ярославичу со стороны Советской власти и со стороны значительной части общества, интересы которой эта власть выражала.
Статус святого оказался достаточным основанием для нападок со страниц советской печати, особенно в периоды активизации борьбы государства с религиозными пережитками2. Особенный акцент при этом делался вовсе не на биографии князя, не на особенностях его политической линии, а именно на организации его почитания на уровне государственной идеологии, прежде всего, в имперский период3. Один из наиболее рьяных антирелигиозных идеологов, священник-расстрига М.В. Галкин (псевдоним — Горев) даже попытался обосновать совершенно абсурдную версию о том, что императорская власть, усиливая значение новой столицы — Санкт-Петербурга, искусственно создавала «конкуренцию» между святыми Сергием Радонежским и Александром Невским4. Хотя самого М. Горева интересовали в это время отнюдь не вопросы средневековой истории, а обоснование правомерности развязанной государством «мощейной эпопеи», что и отразилось на тоне его публикации. Едва ли мы ошибемся, утверждая, что изложенной выше «версией» Галкина-Горева историография темы «Александр Невский» в первые десятилетия Советской власти и ограничивается.
Положение усугублялось общей ситуацией в области исторических исследований, сложившейся в 20-е гг. XX в. Разработка тематики, связанной с историей средневековой Руси, стала непопулярной, она считалась «немодной» среди студентов, а обращение к ней считалось бегством от действительности. В университетах были ликвидированы историко-филологические факультеты. В науке господствовала «школа» М.Н. Покровского, глава которой любил порассуждать о необходимости преодоления великорусского шовинизма, а слово «Россия» предпочитал в любом контексте брать в кавычки и писать со строчной буквы...5 Потому не удивительно, что интерес и к личности Александра Невского, и к национальным героям вообще, носивший традиционный характер в Российской империи, в первые десятилетия Советской власти практически в одночасье сошел на нет.
Слишком велик соблазн объявить происходившее тогда только лишь следствием проводимой властями политики. Однако на деле все было совершенно иначе. В обществе, как уже отмечалось, действительно были силы, поддерживавшие власть Советов, силы, готовые отказаться от исторической памяти и национальных героев. Александр Невский в этом списке был одним из первых, но далеко не единственным. Например, то же можно сказать и о К. Минине и Д. Пожарском, памятник которым на Красной площади (кстати, представляющий собой подлинный шедевр) многим «мозолил глаза». Именно в эту эпоху могли появиться строчки «пролетарского поэта» Джека (Якова Моисеевича) Алтаузена, адресованные организаторам Второго земского ополчения, освободившего в 1612 г. от польских интервентов Москву:
Я предлагаю Минина расплавить,
Пожарского! Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить —
Их за прилавками Октябрь застал!
Напрасно им мы не сломали шею!
Я знаю — это было бы под стать!
Подумаешь — они спасли Рассею!
А может, лучше было б не спасать?
Однако время шло, победа мировой революции становилась все более призрачной, менялась и сама власть. Совершенно сошло на нет влияние главного теоретика «перманентной революции» Л.Д. Троцкого. Вместе с тем, менялось и общество, и вновь актуальным становилось изучение истории страны, решившей строить социализм внутри собственных границ. Важным признаком этого стало «разоблачение» школы М.Н. Покровского, после смерти которого сразу развернулась сыгравшая огромною роль для всего последующего развития советской историографии дискуссия вокруг «локализации исторического процесса по формациям»6. Говоря проще, спор шел о том, когда именно на Руси установился феодализм, имело ли когда-либо рабовладение значение основы социально-экономических отношений и т. д. В итоге возобладала концепция, основным автором которой был Б.Д. Греков. Согласно ей, феодализм на Руси, минуя рабовладельческую формацию, возник непосредственно в результате разложения первобытно-общинного строя; главным движущим фактором этого процесса стало появление крупных землевладельцев, эксплуатировавших труд феодальнозависимых крестьян7. Не вдаваясь в рассмотрение вопроса о том, насколько подобный подход правомерен с точки зрения современной науки, заметим, что он создал некую каноническую систему, серьезные отступления от которой не допускались. В этой системе не было место случайностям, все объяснялось с точки зрения исторических закономерностей.
В 1934 г. было восстановлено историческое образование в средней и высшей школах, открыли двери студентам исторические факультеты, в печати появлялось все больше материалов, связанных с героями прошлого.
В 1937 г. была закончена непростая работа по созданию школьного учебника истории СССР, который не только отвечал бы требованиям идеологии, но и в доступной форме представлял учащимся целостность исторического процесса. В итоге был утвержден учебник, созданный под руководством А.В. Шестакова8. Пособие сочетало в себе два начала, ранее казавшиеся совершенно противоположными: идею величия русской истории и в то же время мысль о позитивной роли Октябрьской революции и неизбежности победы социализма. Помимо этого, красной нитью по тексту проходила тема патриотизма. Окончательный вариант учебника представлял собой коллективный труд, авторами которого были как историки старой школы, так и молодые ученые-марксисты9.
Примечательно, что А.В. Шестаков получал прямые указания дать сведения об экспансионистских устремлениях Тевтонского Ордена и военных победах Александра Невского10. Пожелание уделить большее внимание Чудской битве содержалось и в итоговом решении Жюри правительственной комиссии на лучший учебник истории для школы11. Это было тем более актуально, что после установления в 1933 г. фашистской диктатуры отношения между Германией и СССР постоянно ухудшались, к тому же чем дальше, тем очевидней становились агрессивные планы Гитлера. В этом отношении как нельзя более кстати могли оказаться исторические примеры противодействия немецкой экспансии.
Церковное почитание Александра Невского, которое до определенной поры могло создавать препоны признанию его национальным героем в СССР на официальном уровне, тоже с течением времени перестало казаться столь непреодолимым препятствием. Во второй половине 30-х гг. приобрели новую трактовку некоторые аспекты истории Русской Церкви. В частности, в 1937 г. впервые в советской историографии появилась научная статья, автор которой (С.В. Бахрушин) обращал внимание на «прогрессивные моменты, которые заключало в себе принятие христианства» Русью12. Разумеется, еще за несколько лет до этого подобного рода объективный подход, ставший магистральным для отечественной науки на протяжении десятилетий13, был просто невозможен.
Важнейшее идеологическое обоснование «возвращению» Александра Невского дала публикация «Хронологических выписок» К. Маркса — нескольких рукописных тетрадей, представлявших собой конспект труда Ф.Х. Шлоссера «Всемирная история для немецкого народа». В этот конспект, предназначенный для личного пользования автора, К. Маркс внес собственное видение происходивших в средневековье событий, в том числе посредством едких характеристик. В этом тексте им кратко упомянуты победы Александра Невского на Неве и Чудском озере, а немецким рыцарям даны крайне нелестные характеристики («крестоносная сволочь», «прохвосты» и, наконец, «псы-рыцари»)14. Разумеется, эти, заметим попутно, весьма меткие и по существу правильные дефиниции должны были перекочевать и в посвященные князю научные исследования, которые, как увидим, стали появляться несколько позже, начиная с 1937 г.
Упомянем об одном современном историографическом казусе. Его автором (как и в некоторых других случаях) стал Ф.Б. Шенк, особенно упиравший на то, что Ф.Х. Шлоссер якобы не упоминался в советских работах об Александре Невском, где приводились цитаты К. Маркса15. При этом в угоду построению собственной концепции ученый совершенно игнорирует тот факт, что, во-первых, история происхождения «Хронологических выписок» никогда не являлась в СССР тайной, в частности, имя Ф.Х. Шлоссера было известно всем, кто хотел его знать, причем в самых «канонических» изданиях его характеризовали как одного из «лучших представителей исторической науки, талантливых рассказчиков, живо изображавших исторические события»16. Во-вторых, советские историки, рассказывая о событиях первых десятилетий XIII в., использовали именно слова К. Маркса, ибо Ф.Х. Шлоссер ни о «псах-рыцарях», ни о «прохвостах» и «крестоносной сволочи», ни, тем более, о «христианско-германской скотской культуре» не писал. Это — авторские определения классика (что, кстати, показал и сам Ф.Б. Шенк17), и Шлоссер к ним не имеет никакого отношения. Ну, и наконец, заявление Ф.Б. Шенка просто не соответствует действительности, ибо в работе об Александре Невском Н.И. Сутта (кстати, самой большой по объему из вышедших в СССР до войны) можно найти такие строки: «Знаменитый немецкий историк Ф. Шлоссер, трудами которого пользовался Маркс при составлении своих "Хронологических выписок"...»18.
Однако возвратимся на прежнее. Несмотря на упоминание в труде классика (пусть даже представлявшем собой краткий конспект для памяти), личность Александра Невского все же оставалась какое-то время в забвении. Причиной тому была, вероятно, сила инерции отрицательного отношения к св. князю. Это становилось особенно заметным, и на это обращали внимание в среде эмигрантов, внимательно следивших за переменами, происходившими в СССР в течение 30-х гг. В частности, Г.П. Федотов в статье с претенциозным названием «Александр Невский и Карл Маркс», опубликованной в газете «Новая Россия» в 1937 г., рассуждая об использовании советской печатью «Хронологических выписок» с целью возвеличивания «славы великого русского народа», подчеркивал, что имя человека, положившего предел влиянию Ордена, т. е. имя Александра, до сих пор игнорируется. Исследователь возмущался тем, что «в этой реабилитации национальной славы есть какие-то границы, какое-то неискорененное чувство коммунистических приличий», выражающееся в «характерном умолчании»19. Причину тому Г.П. Федотов видел в святости князя. Именно в этом он искал объяснение тому, что «Ледовое побоище остается анонимным», в то время как на тот момент «Дмитрий Донской был причислен к национальным героям России в связи с памятью о Куликовской битве»20.
Однако в ту же пору ситуация уже менялась коренным образом. И власть, и общество были готовы к тому, чтобы вновь обратиться к непреходящему примеру служения народу и Отечеству Невского героя. Шла работа над постановкой фильма об Александре Невском, — фильма, которому суждено было стать целой эпохой и открывшему новую страницу светского почитания Ярославича. И, конечно, находящийся вдали от Родины Г.П. Федотов не мог знать, что за эту задачу взялся на тот момент уже всемирно известный режиссер С.М. Эйзенштейн.
Создание картины стало важнейшим государственным делом. К написанию ее сценария подошли самым ответственным образом. Только третья его редакция, носившая наименование «Русь», была опубликована и представлена на суд специалистов (первую редакцию составил П.А. Павленко, вторая и третья были созданы им же в соавторстве с С.М. Эйзенштейном). Историки и литераторы высказали немало критических замечаний по поводу текста, некоторые из них имели очень резкий характер. Чего стоит только название рецензии М.Н. Тихомирова — «Издевка над историей», опубликованной в третьем номере главного исторического журнала страны «Историк-марксист» за 1938 г.21 Не были простыми отписками и другие, оставшиеся неопубликованными отзывы, в каждом из которых содержались конкретные предложения22. Это, безусловно, свидетельствовало о неподдельном интересе к теме.
Что ж, общество действительно изменилось, настали другие времена, и история страны, герои ее прошлого вновь стали национальными ориентирами для народа. На наш взгляд, все это, и в частности перемены в отношении к личности Александра Невского, является одним из главных показателей того, что «гипернигилизм», свойственный первым 15 годам после революции 1917 г., окончательно ушел в прошлое. Поэтому ни в коей мере нельзя сводить все лишь к желанию советского правительства «насадить» патриотические настроения для последующего использования их в своих целях — «повысить любовь населения к родине (в авторизированном переводе книги Ф.Б. Шенка это слово написано именно так, со строчной буквы. — Авт.) и политическому руководству»23.
Примечания
1. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти... С. 236.
2. См., напр.: Красиков П. Религиозная хитрость (письмо в редакцию) // Революция и Церковь. 1919. № 2. С. 24—25. Об этой статье см. также: Кашеваров А.Н. Православная Российская Церковь и Советское государство (1917—1922). М., 2005. С. 198.
3. См.: Красиков П. Религиозная хитрость... С. 23—24.
4. Горев М. Троицкая лавра и Сергий Радонежский. (Опыт историко-критического исследования). Окончание // Революция и Церковь. 1919. № 6—8. С. 33.
5. О состоянии исторических исследований в те годы см.: Кривошеев Ю.В., Дворниченко А.Ю. Изгнание науки: российская историография в 20-х — начале 30-х гг. XX в. // Отечественная история. 1994. № 3. С. 143—158.
6. Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки отечественной историографии. Л., 1980. С. 231.
7. Подробно о данной дискуссии см.: Там же. С. 231—258.
8. Краткий курс истории СССР/ Подред. А.В. Шестакова. М., 1937.
9. Артизов А.Н. Школа М.Н. Покровского и советская историческая наука (конец 1920-х — 1930 гг.): Автореф. дис. ... д. и. н. М., 1998. С. 37—39.
10. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти... С. 292—293.
11. Постановление Жюри правительственной комиссии по конкурсу на лучший учебник для 3-го и 4-го классов средней школы по истории СССР // К изучению истории: Сборник. М., 1946. С. 37—38.
12. Бахрушин С.В. К вопросу о крещении Руси // Историк-марксист. 1937. № 2. С. 40.
13. Фроянов И.Я. Начало христианства на Руси. Ижевск, 2003. С. 68.
14. Архив Маркса и Энгельса / Под ред. В. Адоратского. Т. V. М., 1938. С. 343. Публикация первой части «Хронологических выписок» в СССР (в том числе тех мест, где речь шла об Александре Невском) появилась в декабре 1936 г. в журнале «Большевик», а отдельной книгой эта работа начала издаваться с 1938 г.
15. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти... С. 284.
16. См., напр.: Адоратский В. Предисловие // Архив Маркса и Энгельса. Т. V. С. IV—V.
17. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти... С. 282—283.
18. Сутт Н.И. Александр Невский. Ярославль, 1940. С. 116. Об этой книге см. ниже.
19. Федотов Г.П. Карл Маркой Александр Невский // Вопросы философии. 1990. № 8. С. 154.
20. Там же. С. 154—155. Обращаем внимание на то, что канонизация Дмитрия Донского состоялась намного позже — в 1988 г.
21. Тихомиров М.Н. Издевка над историей (о сценарии «Русь») // Историк-марксист. 1938. № 3. С. 92—96. См. также одно из переизданий данной статьи: Тихомиров М.Н. Древняя Русь. М., 1975. С. 377—378.0 данной рецензии подробно см.: Кривошеев Ю.В., Соколов Р.А. «Александр Невский»: создание киношедевра. Историческое исследование. С. 138—140.
22. См. публикацию стенограммы обсуждения сценария и письменных отзывов ученых-историков на него: Стенограмма совещания при ИМО по обсуждению сценария «Русь» // Кривошеев Ю.В., Соколов Р.А. «Александр Невский»: создание киношедевра. С. 301—339.
23. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти... С. 278.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |